Спящая красавица, или Терновая ограда III

Сказочные мизансцены

Иллюстрации к волшебным сказкам могут многое сказать о том, как устроены мотивы, поскольку художник изображает, или кратко описывает графическими средствами, не что-нибудь, а именно мотивы, наглядно отделяя главные элементы от второстепенных. Художник рисует силуэты мотивов. Тем самым объективно обнаруживается, в чем состоит сходство и различие мотивов, встречающихся в разных сказках. Достаточно поставить иллюстрации к «Спящей красавице» и «Усоньша-богатырша» рядом, чтобы понять, что пробуждение Спящей красавицы и кража портрета Усоньши-богатырши – это один и тот же мотив, взятый в разных ракурсах. Меняется только направление векторов. Сон на явь, плюс на минус, мужское на женское и т.п. (Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен.) Так что сюда же можно отнести чудесное пробуждение опоенного сонным зельем Финиста ясна сокола. Только вместо поцелуя — девичья слеза. «Облако в штанах», или Задачи на внимательность: найди десять отличий.

Мотивы эротического смеха и vagina dentata

В предыдущей работе цикла «Спящая красавица, или Терновая ограда» перед нами встал вопрос о том, что может быть общего между образами «спящая красавица» и «несмеющаяся царевна». Этот же вопрос можно сформулировать иначе. Связана история сказки «Шиповничек» со сказкой типа «Несмеяна-царевна» или нет. В поисках ответа можно пойти двумя путями. Это значит действовать либо так, как действовал Пропп в работе «Ритуальный смех в фольклоре (По поводу сказки о Несмеяне) (1939)», т.е. на основе не слишком критического чтения работ, опирающихся на теорию архетипов, теорию пережитков и обрядовую теорию, либо так, как он сам рекомендовал поступать в книге «Морфология сказки» (1928): «Нельзя ожидать, что анализ любого текста будет произведен очень быстро и легко. Часто элемент, неясный в одном тексте, очень ясен в тексте параллельном или другом. Но нет параллели, и текст неясен».

Мы выбираем второй путь, основываясь на философо-научном решении апории – «миф никогда не догонит обряд». На практике это означает, что, если нам чем-то непонятен какой-то мотив той или иной сказки, мы можем искать нужный нам «объясняющий» мотив в том числе и в обряде, но не исключая заранее, что проведение границы между «мифом» и «обрядом» («субъектом» и «объектом») вообще не понадобится. Скажем, что костюм танцора (ряженого) в австралийском обряде по своей структуре напоминает загадку: костюм – загадка, изображаемый герой мифа – отгадка. Мы можем искать отгадку мотива в любом другом «тексте», используя весь спектр фольклора, будь то сказка, былина, поверье, миф, обряд, заговор, загадка и т.п.

Начнем с наблюдения, являющегося результатом непосредственного наблюдения над сказкой. Ничем не избываемая печаль Несмеяны-царевны семантически (поэтически) эквивалентна сну красавицы, спящей в башне замка, тем более, что Несмеяна-царевна в высоком тереме «красуется».

Конечно, настораживает, что сравниваемые сказки не совпадают по строкам. Мотив пробуждения королевны по имени Шиповничек относится к третьей мотифеме тогда, как мотив «Несмеяна-царевна забывает про свою печаль» находится в пространстве второй мотифемы. Последнее не кажется чем-то случайным.

Если в сказке «Шиповничек» герой нечаянно проходит сквозь терновую ограду, то в сказке «Несмеяна-царевна» герой нечаянно находит волшебное средство – попадает в комическое положение, которое вызывает, или «содержит» в себе смех.  Ср. мотив «смех на палочке», или «покажи дураку палец».

Характерно, что в обеих сказках используются эвфемизмы двух разных мотивов, борьбы и добычи, а это не позволяет классифицировать данные сказки как принадлежащие одному типу. Чтобы между этими сказками поставить классификационный знак равенства, придется перетащить мотив «герой развеселил несмеющуюся царевну» в третью мотифему, а для этого, в свою очередь, требуется перенести мотив «работник боится взять слишком много за свой труд и даже то малое, что осмеливается взять у хозяина, роняет в колодец» во вторую мотифему борьбы. Конечно, этот мотив с большой натяжкой можно истолковать как совершение нравственного подвига. Однако в этом случае пустой оказывается первая мотифема вредительства, без чего, если следовать Проппу, не может сдвинуться с места ни одна сказка.

«Каким-то таким» образом обе сказки в своих истоках довлеют к двухмотифемной структуре с тем различием, что в одной сказке средство «ликвидации недостачи» – пара бой и победа, а в другом – поиск и добыча. Цель – добыча солнца, света, смеха или, на худой конец, золота и т.п.