Волей-неволей занимаясь вопросами классификации сказочных сюжетов, мы, конечно, не ставили и не ставим своей задачей сплошное, постатейное исправление всего указателя Аарне. С другой стороны, то и дело возникают вопросы по поводу отдельных номеров.
В настоящей работе мы возвращаемся к сказке братьев Гримм «Певун и прыгун-жаворонок» (Гримм 88). Вполне естественное стремление оттолкнуться от ранее написанного, привело к тому, что мы в собственном тексте «Сын-чудище – волшебный помощник матери. Сказки Аарне 708» наталкиваемся на одно место (см. стр. 16 и ниже: 17, 13, 6) [1], которое требует серьезной редакторской правки.
Напечатано:
Настоящая ошибка Андреева заключается в отнесении сказки «Певун и прыгун-жаворонок» (Гримм 88)17 к номеру Аарне 708 вместе со сказкой «Сын-чудовище» («Vidunder) (Grundtvig 7) и ей подобными. В этом Андреев проявляет солидарность с Больте и Поливкой18, пользуясь следующим общепринятым описанием сказок типа Аарне 708: царевна вследствие волшебства злой мачехи рождает чудовище и изгнана; чудовище кормит ее и впоследствии превращается в царевича.
В сказке «Vidunder» (Grundtvig 7) ничего похожего мы не находим. Так что трудно даже определить по какому признаку сближаются две эти сказки. В сказке Гримм 88 (Чудесные дети) героиня рождает чудесных детей, которых подменяют щенками и котятами; ее изгоняют, но она воссоединяется с детьми и впоследствии муж узнает правду.
Должно быть:
Настоящая ошибка Андреева заключается в отнесении сказки «Певун и прыгун-жаворонок» (Гримм 88) к номеру Аарне 708 вместе со сказкой «Сын-чудовище» («Vidunder) (Grundtvig 7) и ей подобными. В этом Андреев проявляет солидарность с Больте и Поливкой, пользуясь следующим общепринятым описанием сказок типа Аарне 708: царевна вследствие волшебства злой мачехи рождает чудовище и изгнана; чудовище кормит ее и впоследствии превращается в царевича19.
В сказке «Певун и прыгун-жаворонок» ничего похожего мы не находим. Так что трудно даже определить по какому признаку сближаются две эти сказки. По поводу близости номеров 707 и 708. В сказке Гримм 96 (Аарне 707 – Чудесные дети) героиня рождает чудесных детей, которых подменяют щенками и котятами; ее изгоняют, но она воссоединяется с детьми и впоследствии муж узнает правду.
По поводу определения сказки «Певун и прыгун-жаворонок говорится следующее: «Опишем срединные мотивы этих сказок на метаязыке, т.е. по формальным, или, как учил Пропп, структурным признакам. В сказке братьев Гримм героиня выходит замуж за хозяина чудесной птицы, тем самым исполняя свой тайный замысел, во всяком случае, не-осознанное желание, заключавшееся в просьбе привезти ей львиного жаворонка. С этой сказкой, в целом, все ясно (см. выше)». В том, что касается «см. выше», ссылка дается на определение срединного мотива сказок типа Аарне 425: «А мотив такой: героиня покоряется воле судьбы (случая, родителей), становясь супругой чудовищного (чудесного) существа в облике животного, и в награду получает мужа-красавца, являющегося хозяином чудесного дворца и несметных богатств. Можно сказать, данное определение – это сокращенный вариант определения срединного мотива сказки типа Аарне 425 (Аленький цветочек)».
Также отмечается: «Как показывает практика, сказки типа Аарне 402 (Царевна-лягушка) с осложнениями или без бывает довольно трудно отличить «на глазок» от сказок типа Аарне 425 (Аленький цветочек). Так, сказка «Певун и прыгун-жаворонок» (Гримм 88) в указателе Андреева описывается сразу под несколькими номерами – Аарне 425, 430, 432 и 708 и, со-ответственно, с помощью различных определений (уравнений)».
Здесь следует сделать оговорку на тот счет, что трудности с различением номеров Аарне 402 и 425 мы связывали с единством формы осложнения хода действия, полагая, что имеем дело с осложнением не мотива воз-вращения, а мотива трансфигурации.
Надо признать нашу ошибку с классификацией сказки «Певун и прыгун-жаворонок». Начнем с того, что может показаться совершенно невероятным. Добрая половина этой сказки (лиха беда начало) ориентирует нас по сказке «Заклятый царевич»: диковинное желание младшей дочери, отец, который перед лицом неминуемой гибели от руки хозяина диковины обещает ему отдать того, кто первым встретит, от-правка младшей дочери к чудовищу, ее смирение перед страшным замужеством и награда за долготерпение в виде поездки домой, затем нарушение заветного запрета… Различие заключается вроде бы только в длительности и сложности поиска суженого. В русской сказке «Заклятый царевич» (Аф. 276) героиня сразу находит мужа-змея и поцелуем возвращает ему человеческий облик. В немецкой сказке «Певун и прыгун-жаворонок» (Гримм 88) героиня долго и трудно путешествует, претерпевая различные приключения, прежде чем возвращает себе мужа-льва.
Андреев рассуждал вслед за Аарне чуть иначе, но с тем же результатом, присвоив немецкой сказке номер Аарне 425 C: «Das Mädchen als Frau des Bären: die jüngste von drei Schwestern bittet den Vater, ihr von der Reise eine Blume (oder Lerche) als Geschenk mitzubringen; sie muss die Gattin eines Bären werden, der sich in einen Prinzen verwandelt; (sie sucht ihren Mann)» [2].
Небольшое сомнение, касающееся тождества срединных мотивов, было нами преодолено за счет предположения о редуцировании в немецкой сказке «постельного» мотива (постелить возле двери, рядом с кроватью, на кровати) и потому в артикулированном виде представлено не было.
Было и другое обстоятельство, которое мешало правильному вúдению морфологии сказки «Певун и прыгун-жаворонок». Эта намеченная было структурная параллель со сказками типа «Царевна-лягушка» (Аф.269 и др.) в тот момент казалась почти аксиоматичной.
Напомним, как были введены понятия сложносочиненных и сложноподчиненных сказок. К первым мы относим сказки «Буренушка» (Аф. 101) или «Свинка золотая щетинка» (Аф. 182), когда второй ход возникает на незавершенности первого в виде отсутствия казни (устранения) агониста-вредителя или отсутствия воцарения героя, вроде: «Видит царь, что жених нашелся; хоть дурак, а делать нечего — царское слово закон! И сейчас же приказал обвенчать их». В качестве соединительной ткани выступает конечная и / или начальная ситуация: «Взял Иван-царевич за себя Марью-царевну, и стали себе жить-поживать, добра наживать» или «У того царя было два зятя, дурак стал третий».
При введении понятия сложноподчиненных сказок качестве образцового эксперимента рассматривались примеры разбора сказок с мотивом похищения добычи героя (чудесного средства или чудесной невесты) его братьями (спутниками, побратимами) или каким-либо сверхъестественным существом.
На этой основе возникла идея рассматривать подобным же образом, т.е. как вложенные, или, выражаясь точнее, вдавленные в поверхность сказки ходы, а именно: сюжеты Аарне 400 (Муж ищет исчезнувшую или похищенную жену). К такому типу сюжетов относятся сюжеты «поиск (добыча) Кощеева яйца» и сюжеты «поиск выхода из потустороннего мира». Тем более, что такого рода сюжеты часто заканчиваются мотивом полета на гигантской птице.
В афанасьевском сборнике в сказке «Царевна-лягушка» по номером 269 сюжет «муж ищет исчезнувшую или похищенную жену» накладывается на сюжет «добыча Кощеева яйца». Сложность заключается в том, чтобы определить, в каком отделе сказки помещается мотив сожжения лягушечьей кожи.
Между тем, в немецкой сказке, несмотря на бросающееся в глаза сходство, мотивы распределены иначе. В частности, мотив свадьбы, как и в сказке «Марья Моревна», завершает собой короткий предварительный ход. Собственно сказка начинается с отлучки – поездки героини на свадьбу сестры.
При таком способе анализа основной ход сказки братьев Гримм «Певун и прыгун-жаворонок» оказывается не под номером Аарне 425 (Аленький цветочек), а совершенно определенно под номером Аарне 302 (Смерть Кощея в яйце). Здесь «смерть» дракона (его поражение в битве со львом) содержится в одиннадцатом пруте.
Итак, наша теория, кажется, верна. Значение сказочных мотивов определяется положением относительно других мотивов, т.е. хода действия в целом.
Топологическая и проективная эквивалентность, вроде бы, очень далеких друг от друга мотивов показывает, что способ выделения мотивов, который основан на внешних признаках, без учета внутренних, морфологических, или структурных, как знаковая система не изоморфен фольклору как пред-мету исследования. Морфология сказки и есть, как писал Пропп (стр. 23) [3], «описание сказки по составным частям и отношению частей друг к другу и к целому» (т.е. к сюжету. – ПБ).
Ср.: мотивы полета на гигантской птице (бросание ей в клюв куска мяса из икры собственной ноги, или бросание в море ореха, из которого вырастает дерево, где она должна отдохнуть) или мотивы собирания добытого в потустороннем мире (сворачивание драгоценных объектов в клубочки или их забывание и просьба вернуться за ними, чтобы в нужный момент они могли быть предъявлены героем в качестве доказательства). В этом смысле, мотивы «Кормление птицы Симург» или «Свернутое царство» (автор Ю.Е.Березкин [4]) ничем не детерминированы и потому ничего не могут сказать нам о фольклорной действительности, в частности, о миграциях мотивов. Мотивы мигрируют, но мигрируют не сами по себе, а в составе определенных сюжетов. Если же мотивы путешествуют на сюжетах, то и на карту надо наносить сюжеты, а не мотивы.
Скачать
