Ввод номера Аарне 509 (Родопис) обусловлен срединным мотивом как мотивом показа приданого по контрасту с мотивом ярмарки невест в сюжете Аарне 510 (Золушка). Отсюда логическая связь с Аарне 480 (Падчерица), где срединный мотив – получение чудесного приданого.
Изначально с сюжетом Аарне 510 (Золушка) возникает тот же вопрос, что и с сюжетом Аарне 530 (Сивко-бурко) [1]. В чем состоит этот сюжет, а лучше сказать, сюжетная линия, если речь идет об определении срединного мотива? Ответ зеркальный. Там срединный мотив – состязание женихов [2]. Здесь срединным мотивом является ярмарка невест, или смотр невест («чудесный танец» [3]). В реальности протагонистом этого действа является мужчина, но сказка смотрит на это глазами женщин, поэтому в сказочном мире протагонистом выступает она, искомый персонаж, а его, мужчину, делает искомым персонажем. Сказки о Золушке и Сивке-бурке (Золушке мужского пола) есть зеркальные сказки. О существовании таких сказок мы говорили не однажды [4].
Все эти тонкости мы изучаем не ради праздного любопытства. Во-первых, чем точнее классификация, с точки зрения соблюдения соответствующих правил, тем точнее наше знание о предмете исследования. Во-вторых, чем точнее указывается основание деления данного понятия, тем точнее определяются члены классификации, или видовые понятия. В нашем случае в качестве таковых выступают сюжетные типы Аарне. Мы должны быть уверены, что сумма членов классификации равна объему родового понятия (класса, множества) сказок; она не должна быть меньше или больше. В сущности, к этому взывал Пропп без малого сто лет тому назад на страницах «Морфологии сказки». Прямо он об этом не говорил, хотя его критический, но, в целом, положительный отзыв об указателе Аарне сводится к идее достаточно глубокого редактирования. Точно так же метод выделения функций Проппа при всем его несовершенстве верно указывает путь в нужном (научном) направлении.
Безумная идея отбросить систему Аарне, а вместе с ней и систему Проппа, овладевшая в настоящее время умами некоторых археологов, рассматривалась нами в других работах и возвращаться к ней пока нет необходимости [5]. Напомним лишь о том, что на месте якобы поверженных колоссов, яко-бы на глиняных ногах, водружается новая глобальная классификации явлений фольклора, построенная на неукоснительном… нарушении все правил классифицирования, которое (нарушение. – ПБ) возводится в ранг образца научности.
Никто не принуждает нас к начетничеству – некритическому чтению трудов предшественников. Но именно поэтому мы по-прежнему не видим никаких оснований отступать от системы Проппа-Аарне. Ее сохранение возможно только при критическом отношении к ней, т.е. при разборе в прямом смысле слова. При этом становится возможной процедура опознания сюжетов Аарне и, как следствие, мотивов, из которых они складываются, за пределами европейской традиции, когда мы можем дать однозначный ответ, существует или не существует имярек сюжет в той или иной неевропейской традиции. Например, имеется ли в традиции индейцев Северной Америки сюжет Аарне 510?
По мнению, Эндрю Лэнга, фундаментальная черта сюжета о Золушке (Cinderella) состоит в следующем. Персона, занимающая самое низкое и безвыходное положение, делает посредством сверхъестественной помощи блестящую партию, заключает самый выгодный брак. При он отмечает, что мотив узнавания по туфельке не является обязательной характеристикой данного сюжета. Золушку могут опознать по кольцу или по локону [6].
Как считает Лэнг, при таком определении сюжета о Золушке мужским вариантом является сюжет о Коте в Сапогах. Сходство, конечно, имеется, но полностью с этим невозможно согласиться по двум причинам. Во-первых, «Кот в сапогах» Шарля Перро, как и «Козьма Скоробогатый» Афанасьева (Аф. 164), является двухходовой сказкой, первый ход которой заканчивается мотивом свадьбы. Срединным мотивом здесь служит мотив брачной аферы. Бедняк Кузенька стараниями и устами лисички-свахи выдает себя за Козьму Скоробогатого. Срединный мотив второго хода – рейдерский (извините!) захват скота и угодий Змиулана (вариант: людоед), вина которого заключается только в злосчастном имени, делающим его, по законам сказочной литургии, жертвой вечернею. Данный персонаж не является даже антагонистом (чудесным противником). Он обитает в третьей части второго хода, где его начала хитростью загоняют в дупло дуба, а затем расстреливают из ружья [7].
Мотив змееборчества, перемещаясь из пространства второй метамотифемы в пространство третьей метамотифемы, меняет свое коннотативное значение с подвига на трудную задачу (замести следы преступления).
Разумеется, не будем забывать, что Э.Лэнг делал свои выводы и наблюдения, так сказать, в 17 году до н.э., т.е. до выхода в свет указателя Аарне, где сюжет Золушка (Аарне 510 А) определен следующим образом: две сводные сестры; падчерица на могиле родной матери, которая оказывает ей помощь (доит корову, трясет яблоню, помогает старику …); девушка трижды посещает церковь в роскошных платьях и оставляет там свою туфельку; испытание: кому туфелька приходится впору… (разрядка моя. – ПБ)».
Срединный мотив здесь выделен фразой «девушка трижды посещает церковь (выезжает в свет, в церковь ли, во дворец ли, красуясь своим прекрасным образом, грацией и роскошными платьями). Сказка братьев Гримм «Замарашка» (Гримм 21) сообщает о ярмарке невест открытым текстом: «Случилось как-то что король той страны затеял праздник, и праздник тот должен был продолжаться три дня; на этот праздник он задумал созвать всех красавиц со всего своего королевства, чтобы его сын мог себе выискать между ними невесту».
В тех или иных аспектах сюжет о Золушке можно сравнивать с сюжетом о гонимой падчерице. Однако есть одно очень существенное различие. Золушка не гонима, а отлучена. В сказках Аарне 480 героиню изгоняют из дому, в сказках Аарне 510, наоборот, не выпускают. Возникает только один проклятый вопрос: как возник и как стал вроде бы неотъемлемой частью сюжета (неотделимой случайностью) мотив узнавания героини по туфельке? В том, что касается вопроса колыбели этого сюжета (или мотива?), то он ставится так. Если мы поймем его логику (origin), найдем и ареальную привязку (home). Как будет показано дальше, существуют два мотива с потерянной туфелькой, мотив узнавания красавицы по потерянной туфельке с примеркой (Золушка) и мотив поиска прекрасной владелицы найденной туфельки с предъявлением ее пары (Родопис).
В любом случае тот и другой мотив не лежит в пространстве второй метамотифемы, не являясь срединным мотивом. Так что сказки, где есть «судьбоносные» туфельки, могут принадлежать не только к сюжетному типу 510 (Золушка) со срединным мотивом ярмарки невест. Еще дальше сказки с мотивом стоптанных туфелек (по системе Аарне, номер 306 – Ночные пляски), которые М.Кокс тоже включила в список сказок под шапкой «Cinderella». Возьмем румынскую сказку «Туфельки двенадцати принцесс», в которой император объявляет, что тот, кто узнает, как двенадцать принцесс изнашивают свои туфли за одну ночь, может жениться на любой из них [8]. Срединный мотив таков. Герой влюбляется в одну из принцесс и в течение трех дней дарит ей в обычном букете ветку серебряных листьев, золотых листьев и листьев из драгоценных камней. Мотив трех «прыжков» типичен для сюжета «Сивко-бурко». Значит М.Кокс видела связь между сюжетами, коим позже, в указателе Аарне, будут при-своены номера 510A и 530.
Из двух индийских вариантов по списку Мэриан Р. Кокс один будто бы испытал влияние европейской традиции, хотя сама она считала случайно-стью его сходство с гэльской сказкой «Серая овечка с острыми рожками» [9]. Краткое, может быть, слишком краткое, описание этой индийской сказки было дано в Calcutta Review (1870) в качестве репринта из Bombay Gazette (1864):
Мачеха узнает, что корова питает падчерицу молоком и приказывает ее зарезать. Корова приходит к падчерице и учит собрать ее кости, рога, кости и все, что выбрасывают (а не едят), и захоронить. При этом она запрещает есть ее мясо. Девочка собирает и хоронит все, что может – кости, рога, кровь. В этой сказке сын короля также ищет себе жену. Падчерицу оставляют на кухне готовить ужин, тогда как ее сводная сестра едет во дворец. Корова оживает, облачает героиню в роскошные одеяния и золотые туфли [она идет в них к месту встречи (во дворец)], одну из которых она теряет на дороге, когда принц пытается преследовать ее. Затем он идет искать героиню, она прячется на сеновале (амбаре), петух выдает ее присутствие. Принц находит ее там и женится на ней.
А вот текст гэльской сказки «Серая овечка с острыми рожками»:
Король, королева и их дочь. Королева умирает, король женится на другой. Новая жена плохо обращается с падчерицей, бьет, посылает пасти овец, не давая с собой еды. Серая овечка с острыми рожками приносит ей еду. Королева удивляется тому, что падчерица еще жива, не имея пищи. Она говорит об этом курятнице, а та посылает свою дочь, присмотреть, чем питается королевская дочка. Падчерица просит: «Положи свою голову мне на колени, и я причешу твои волосы». Дочь курятницы засыпает, овечка подходит и кормит королевскую дочь. Однако один глаз на затылке лысой дочери курятницы открыт. Она все видит и доносит матери, а та – королеве. Королева приказывает зарезать овечку. Овечка приходит к дочери короля и учит ее украсть (sic!) ее шкуру, собрать кости и завернуть в шкуру, тогда она снова явится. Дочь короля так и делает, но забывает завернуть копытца овечки. Овечка оживает, но хромая. Там есть принц, который, охотясь, встречает и влюбляется в дочь короля. Дочь курятницы сообщает матери, а та – королеве. Королева же, узнав о принце, ставит на место падчерицы свою дочь. Дочь она посылает пасти овец, а падчерицу отправляет на кухню. Однажды падчерица все-таки выходит в поле, и принц дарит ей пару золотых башмаков, так как хочет видеть ее на проповеди, но мачеха (гэльск. muime) не пускает ее в церковь. Когда все уходят, падчерица одевается, идет в церковь, садится так, чтобы ее видел принц, а после службы исчезает, оказываясь дома раньше мачехи. На третий раз принц подкарауливает ее у двери, бежит за ней, один из башмачков она оставляет в грязи. Принц подбирает и объявляет, что та, кому этот башмак впору, станет его женой. Королева бережет это место для своей дочери и потому прячет падчерицу, чтобы ее не нашли: вдруг башмак подойдет ее родной дочери. Так что в день свадьбы падчерица сидит в углу за камином. Когда принц приходит примерять башмак, нога родной дочери королевы оказывается слишком большой, и курятница по приказу королевы отрезает ей кончики пальцев на ноге. Так ей удается надеть башмак. Когда все в сборе, к окну подлетает вещая птица и поет: «Кровь на башмаке, а хорошенькая ножка в углу позади очага». Королева обвиняет птичку во лжи. Птичка прилетает еще и еще. На третий раз принц велит посмотреть туда, куда указывает птичка. В углу за очагом находят падчерицу с золотым башмаком на одной ноге. Она смывает кровь со второго башмака и надевает его. Принц дает отставку дочери королевы и женится на падчерице. Он забирает ее к себе, и она живет богато счастливо.
При переложении этих сказок на язык теории мотифем тановится видно следующее. В обеих сказках в среднюю строку (5-ю мотифему) желтой метамотифемы вписан, в терминах М.Кокс, мотив «места встречи» (meeting-place), т.е. мотив выхода героини в свет, или мотив ярмарки невест. Таким образом, семейство этих сказок, хотя и на неверном основании (так называемая неотделимая случайность – обездоленность героини, потерянная на бегу туфелька и блестящая партия), был определен, или, скорее, угадан, М. Кокс верно – Cinderella. Мы помним, что тип Аарне 510 еще не существовал в науке. При сравнении следует отметить, что обе сказки начинаются с мотива заклания чудесного животного с тем различием, что в гэльской сказке этот мотив укладывается в пространство первой (красной) главной мотифемы, а в индийской сказке он образует отдельный от тела сказки ход, правда, односложный, состоящий только из одной (красной) метамотифемы. Разумеется, этот мотив напоминает русские сказки «Крошечка-хаврошечка» (Аф. 100) и «Буренушка» (Аф. 101), а также немецкую сказку «Золушка» (Гримм 21). Здесь можно привести множество других примеров.
В гэльской и индийской сказке героиня хоронит останки чудесного животного. Являясь ей после смерти (ср. явление отца из могилы в сказке «Сивко-бурко») оно одаривает ее роскошными нарядами. Русские сказки также начинаются с заклания чудесного животного, останки которого героиня не просто закапывает, но сажает, чтобы затем вырастить из них чудесное дерево. В сказках типа Аарне 510 (Золушка) оно воплощает («образует») собой персонажа-дарителя, которому принадлежит мотифема отправки. Вспомним по этому поводу детали сказки «Золушка» братьев Гримм. Предварительный ход представляет собой сказочный «неологизм», заключая в себе мотив (микросюжет) выращивания героиней на могиле матери деревца из орехового прутика, а мотив добычи орехового прутика (что хлестнет больнее всего) является проекцией мотива «этакого» цветка в сказках типа Аарне 425 (Аленький цветок). Такая проекция не только возможна, но и легко осуществима, ибо на большом расстоянии, с высоты птичьего полета, сюжеты «Золушки» и «Заклятого царевича» выглядят почти одинаково. Их роднят срединные мотивы: героиня в три приема позволяет искомому персонажу приблизиться к себе. Дальше уже не имеет значения, кто кого ищет и как он ее узнает – после поцелуя или после примерки туфельки. Тем более, что в гипотетически исходном варианте сказки о Золушке, королевич узнает ее без примерки, по факту поимки или извлечения из ее тайного убежища.
Довольно неожиданное сходство сказки о Золушке обнаруживают со сказками о чудесной корове. М.Кокс это, кажется, заметила, или, скорее, почувствовала, внеся в раздел «Неопределенные» своей книги сказки «Крошечка-хаврошечка» и «Буренушка» Афанасьева (по изданию 1861 г.) и сказку братьев Гримм «Одноглазка, Двуглазка и Трехглазка» (лондонское издание) [10]. Для сравнения возьмем гэльскую сказку «Серая овечка» и первый ход русской сказки «Буренушка» (см. табл. 2). Глядя на таблицу 2, по чисто формальным признакам, в частности, по срединному мотиву, мы обязаны отнести эти сказки к двум разным сюжетным типам. Сказка в левом столбце принадлежит к типу Аарне 510A (Золушка), сказка в правом столбце – к типу Аарне 511 (Чудесная корова). Но что, если задуматься над вопросом об относительной древности образов чудесного животного и чудесного дерева, вырастающего из костей этого животного. Очевидно, что первый, как и мотивы, элементом, которых он является, древнее второго, если иметь в виду именно волшебно-сказочные образы и мотивы. Здесь проще показать, чем объяснить словами.
Для этого нам вновь понадобятся таблицы. Но на сей раз мы будем сравнивать сказку «Буренушка» (первый ход) с тем, что эта сказка могла собой представлять в некоторой исторически и логически неопределенно далекой исходной точке или пространстве (см. табл. 3). Вероятно, читая таблицу 3 слева направо, от сказки Аарне 511 (Чудесная корова) к сказке Аарне 510A (Золушка), мы переносимся назад во времени (вообще, Аарне 511 следует обозначать термином «Чудесное дерево»). Смысл срединного мотива первого хода сказки «Буренушка» состоит в выращивании чудесного своей красотой и плодами деревца, тогда как реконструкция палеофольклорной формы этой сказки дает срединный мотив красования Марьей-царевной своим деревцем подобно мотиву красования Золушки на балу (в церкви) своими платьями. Ср. в сказке «Серая овечка» героиня одевается, идет в церковь и садится так, чтобы ее видел принц. Для срединного мотива ярмарки невест тема красования – главная. Но сеяние и выращивание – женская форма мотива добычи волшебного предмета. Сюжет Аарне 511 лежит под сюжетом Аарне 510. Нет смысла выделять номер Аарне 510 A, так как номер Аарне 510 B (Свиной чехол) есть не что иное, как женский вариант номера Аарне 532 (Незнайко), возникший путем наложения номера 510 на номер 532.
В рассматриваемом случае мотив выращивания чудесного дерева переносится (возвращается?) из 5-й строки (мотифемы) на 3-ю строку (мотифему). Порядок изложения при этом никак не меняется, поскольку последовательность действий (мотивов) не нарушается, так как каждый мотив можно подвести под другое коннотативное значение в соответствии с неизменяемой последовательностью мотифем. Таким образом, 9-ти мотифемную матрицу можно сдвигать вверх-вниз при одновременном сдвиге границ между мотивами, т.е. сжатия / растяжения пространств, именуемых мотифемами [11]. А поскольку мотифема есть коннотативное значение мотива, и это значение есть некоторое пространство, сказочная (мотифемная) матрица обладает свойством сверхэластичности («безразмерности»). Тем самым достигается эффект создания новой сказки за счет вертикальной трансформации старой.
В целом, для сказок типа 510 (Золушка) изначальным является мотив чудесного животного, которое после обряда захоронения с соблюдением пищевого запрета выступает в роли дарителя. Мотив чудесного дерева, вырастающего из останков чудесного животного, выглядит логически более поздним, причем более поздний мотив вложен в более ранний по принципу телескопа. При выдвижении мотива чудесного дерева из мотива чудесного животного, т.е. растягивании мотива отправки (дарение герою волшебного средства) этот мотив делится на два: захоронение чудесного животного и вырастание чудесного дерева. Мотив оживления чудесного животного заменяется мотивом вырастания чудесного дерева. Ср. в сказке «Чудесная дудка» (Аф. 244) на могиле зарезанного сестрой Иванушки вырастает тростинка.
Однако здесь мотив выращивания чудесного дерева выходит из пространства первой главной мотифемы, становясь срединным мотивом сказки другого типа – Аарне 511. В этой сказке от мотива ярмарки невест остается след в вид темы красования героини выращенным ею деревом. Соответственно, в этой сказке действие от мотива чудесного животного с выделенным из него мотивом чудесного дерева непосредственно переходит к трудной задаче. В сказке «Буренушка» царевич приносит блюдо и просит сестер набрать в него сладких ягодок с дерева, как в сказке «Золушка» королевич или его слуги приносят башмачок просят сестер примерить его на ногу. В этом плане реконструированный вариант первого хода сказки «Буренушка» является своего рода недостающим звеном между гэльской сказкой «Серая овечка» и русской сказкой «Буренушка» (без второго хода), между типом Аарне 510 и типом Аарне 511.
Самостоятельное существование реконструированного варианта не является исторической необходимостью, но сама по себе данная реконструкция подразумевает ряд бинарных «оппозиций», или лучше сказать, переходов в пространстве этнической непрерывности от одного экстремума к другому: палеофольклор –› фольклор, восток –› запад, животное –› дерево. (Под «палеофольклором» и проще, и точнее понимать первобытный фольклор, или, следуя Проппу, фольклор до эпохи классической волшебной сказки. Понимание, предлагаемое С.Ю.Неклюдовым, исчерпывается комментариями к сказкам (см.: Неклюдов С.Ю. Что такое палеофольклор? // Живая старина, 2 (94), 2017, с. 2). На этой основе можно выдвинуть гипотезу, объясняющую почему в русской традиции не встречаются собственные сказки типа Аарне 510A (Золушка). Предположим они были замещены (вытеснены) сказками о чудесном дереве, выросшем из костей (останков) чудесной коровы. Такой перенос акцента мог быть обусловлен очень сильной растительной символикой народных представлений о правильном / неправильном поведении девушки в поре совершеннолетия: к культурному (садовому) пространству относится яблоня / груша, к дикому – роща / куст (см.: в сказке «Крошечка-хаврошечка – яблонька или в сказке «Буренушка» – ракитов куст»; в сказке братьев Гримм «Золушка» героиня скрываеся, взобравшись на грушу).
Теперь перенесем внимание с начала на конец интересующих нас сказок (см. табл. 1). Мэриан Кокс и Эндрю Лэнг не обратили внимания на то, из чего в этих сказках состоит мотив трудной задачи. Потерянная туфелька есть, но нет мотива примерки как средства опознания героини искомым персонажем. Идет поиск владелицы туфельки и в этом помогают птицы. В гэльской сказке птичка указывает место, где прячется героиня: «хорошенькая ножка в углу позади очага», в индийской сказке петух (своим криком?) выдает ее присутствие на чердаке. Сравним. В немецкой сказке «Замарашка» (Гримм 21) при примерке одна сестры срезает палец, вторая пятку, а два голубка лишь указывают на кровь, не показывая, где прячется героиня. Это неважно, так как ее зовут к королевичу, и она выходит, чтобы примерить туфельку.
Итак, в гэльской и индийской сказке трудная задача состоит именно в том, чтобы найти девушку, которой принадлежит туфелька, выследить ее с чьей-то помощью. Суть не в примерке, а в примете и узнаванию пор ней: хорошенькая ножка может быть только у красивой женщины. Каким способом оказывается одна из туфелек в руках соискателя уже не так важно, поскольку нет мотива смазывания ступенек смолой. Туфелька просто теряется или застревает в грязи. Многие считают, что европейская сказка о Золушке своими корнями уходит в историю о Родопис, записанную Страбоном. Пользуемся случаем исправить свою ошибку при анализе этой истории, допущенную в другой работе (см. рис. 1 на стр. 10) [12].
Помимо трехчастной структуры волшебной сказки существует 9-ти персонажная схема, которую для простоты можно свести к трем персонажам – агонисту, антагонисту и искомому персонажу. Смотрим на то, что мы ошибочно сочли срединным мотивом. Орел не является антагонистом (соответственно, царь Мемфиса не является протагонистом).
Правильно история о Родопис, точнее, эвгемеризированная сказка, должна выглядеть так, как показано в табл. 4 (см. стр. 12). При декорреляции данных, порядок действий может быть таков. В результате нанесения вреда или ущерба Родопис становится рабыней / гетерой, хозяин выводит ее в свет, она поражает всех своей красотой, появляется возлюбленный («королевич»), который выкупает ее затем возлюбленный выкупает ее, она становится богатой и приобретает чудесную туфельку, которую похищает орел и роняет на колени царю Мемфиса, а тот ее находит и женится на ней. Особенность сюжета о Родопис в том, что в ней переплетены две линии, линия Родопис и линия Харакса. Если заглавная первая, то это сказка типа Аарне 510 (Золушка), если вторая – сказка типа Аарне 530 (Сивко-бурко). О наличии где-то на заднем плане второй линии свидетельствуют сообщение Страбона и Геродота о «пирамиде Микерина», которая была якобы построена для Родопис ее любовниками. Надо понимать, «любовники» – это бывшие женихи, состязавшиеся в прыжках, чтобы достигнуть сидящую на вершине «пирамиды» царевну. (Такой мотив встречается в древнеегипетской сказке, условно называемой «Обреченный царевич».)
Разобрать более точно сказку о древнеегипетской Золушке не удается вследствие неполноты доступного нам материала и факта литературной обработки фольклорной основы. Отсюда смещение мотива выкупа (волшебного преображения) из мотифемы отправки в мотифему подвига. Срединному мотиву ярмарки невест соответствует мотив обретения Родопис богатства благодаря ее красоте. На месте остается мотив утраты туфельки (мотифема возвращения). Различие лишь в том, что в истории о Родопис туфелька не теряется ею собой, а похищается орлом у ее служанки. Другое различие в том, что в сказке о Золушке принц знает ее в лицо, а туфелька нужна как особая примета для слуг, разыскивающих беглянку, ибо, по логике, принц не занимается поиском самолично. В истории о Родопис царь Мемфиса изумлен прекрасной формой сандалии, и этого достаточно для развития сюжета.
Все эти отступления от классического сюжета сказки о Золушке, можно было бы объявить вольностью древнеегипетских сочинителей, трудами которых пользовался Страбон, если бы не фольклорные варианты. Начнем с индийской сказки «Содева Баи» («Sodewa Bai») [13]. В каталоге М.Кокс она значится как один из «Cinderella variants».
(1) У раджи и Рани была прекрасная дочь, такая хорошая, что драгоценные камни падали с ее губ, когда она говорила, благодаря чему отец стал самым богатым раджой. — (2) Она родилась с золотым ожерельем, в котором заключалась ее душа, поэтому она умерла бы, если бы его сняли и надел другой. — (3) Однажды отец подарил ей туфельки из золота и драгоценных камней, из которых одна упала в джунгли под горой, когда она собирала цветы, и потерялась, хотя за нее обещали большую награду. — (4) Принц Роуджи, охотясь, нашел ее, и его мать посоветовала ему найти ее владельца. — (5) До него дошли новости о ее потере, и его мать посоветовала ему отнести ее принцессе и потребовать ее руки в качестве награды, что и было даровано.
(6) Раджа разрешил ему посетить свой народ, взяв с собой жену, и наказал ему никогда не снимать с нее ожерелье. — (7) У Роуджи была еще одна жена, на которой он женился в детстве; она ненавидела Содева Баи, но притворялась, что любит, — (8) Однажды Роуджи отправился в путешествие, тогда первая жена пошла к Содеве, увидела ее драгоценности и спросила, почему она всегда носит ожерелье. Содева рассказала ей, а другая сговорилась со служанкой украсть ожерелье, что было сделано, пока Содева спала, и ее дух улетел. — (9) На следующее утро Раджа и Рани нашли ее лежащей холодной, как мрамор; полные горя, они положили ее в могилу возле водоема и каждый день приходили смотреть на ее тело, которое оставалось душистым и прекрасным. Роуджи был сильно опечален по возвращении, так что все думали, что он умрет. — (10) Служанка не надевала ожерелья ночью; тогда душа Содевы возвращалась, и она шла к водоему, чтобы попить, драгоценности падали с нее, когда она шла. — (11) Однажды Роуджи, наблюдая, увидел их и остался, чтобы посмотреть, откуда они взялись, но Содева не пришла. — (12) Через два месяца она родила сына, но как только наступил рассвет, она умерла, и ребенок заплакал. — (13) Затем Роуджи ночью пошел к гробнице, услышал детский плач, увидел открытую дверь, и Содева несет ребенка к водоему. Она услышала шаги и побежала к гробнице; Роуджи последовал за ней; позвал ее по имени, тогда она узнала его и рассказала ему о краже ожерелья. — (14) Он пошел во дворец; позвал слуг; увидел воровку и отправил ее в тюрьму. — (15) Она все рассказала; затем первую жену заключили в тюрьму на всю жизнь, и Роуджи пошел к гробнице, надел ожерелье на Содеву и привел ее и ребенка во дворец (резюме составлено М.Кокс).
Смотря с высоты современных знаний, видно, что сказка «Содева Баи» (букв. «The Lady Good Fortune» («Леди Большая Удача») двухходовая, причем из разряда тех, что начинаются со свадьбы. Вопреки предположению М.Кокс, эта сказка не имеет отношения к типу Аарне 510. Если судить по срединному мотиву второго хода, она должна быть классифицирована как сказка Аарне 709 (Волшебное зеркальце, или Мертвая царевна) вместе с русской сказкой «Волшебное зеркальце» (Аф. 210-211) и немецкой сказкой «Белоснежка» (Гримм 53). Своей оборотной стороной индийская сказка обращена к русской сказке «Буренушка» или немецкой сказке «Одноглазка, Двуглазка и Трехглазка» (Гримм 130), которые по форме второго хода, или, как говорят филологи, по «контаминации», обычно принято относить к типу Аарне 403 (Подмененная невеста / жена).
Таблицы 5 и 6 занимают довольно много места, но для наших целей они показательны, по крайней мере, в двух отношениях. Во-первых, в теоретическом аспекте. Когда-то Пропп пришел к мысли, что «весь запас волшебных сказок следует рассматривать как цепь вариантов (разрядка Проппа. – ПБ)», поскольку, как он писал: «Или каждое изменение дает новый сюжет, или же все сказки дают один сюжет в различных вариантах» [14]. На этом основании им была выдвинута гипотеза, согласно которой «морфологически все данные сказки могут быть выведены из сказок о похищении змеем царевны, из того вида, который мы склонны считать основным» [15].
Мы можем существенно изменить эти формулировки, поскольку располагаем новыми данными, полученными с помощью более точного метода. Этот метод, как мы не однажды подчеркивали, восходит к методу табуляции волшебных сказок, предложенному Проппом, но по мере возможности избавлен от присущих ему недостатков. Философия науки утверждает, что всякая новая теория, которая достойна называться теорией, сразу после своего рождения похожа на гадкого утенка [16].
Итак, указанные таблицы дают нам лишний повод утверждать, что множество волшебных сказок возникло из разных источников, от разных прототипов достаточно многочисленных, хотя и на порядок меньше числа номеров в указателе Аарне. В этом ошибка финской школы. А ограниченное число источников мы назовем протосюжетами волшебной сказки. С другой стороны, благодаря наличию бесчисленных вариантов любой сюжет, любую сказку можно превратить в любую другую. Все дело в количестве промежуточных звеньев, если угодно, вариантов. Иными словами, все возможные волшебные сказки, записанные и не записанные, рассказанные и не рассказанные топологически эквивалентны друг другу.
Таким образом, мы решили задачу, поставленную Проппом иносказательно, в виде задачи различия сюжета и варианта. В этом смысле он не то чтобы ошибался. Он не очень точно формулировал научные задачи, остающиеся актуальными до нашего времени. Это не так трудно увидеть, если избегать в отношении работ Проппа двух крайностей, с одной стороны, начетничества, а с другой – скрытых, но оттого не менее безосновательных и нелепых обвинений в некомпетентности. На этом фоне, апология – извращенная форма критики.
Во-вторых, с чисто эмпирической точки зрения, сравнение трех сказок способствует развитию навыков необходимых при разборе сказок методом мотифем, касается ли это общей конфигурации (взаиморасположения ходов), определения (нахождения) и выделения (дефиниции) срединного мотива или установления личности протагониста (паспорта персонажа). Например, сказка «Волшебное зеркальце» (Аф. 210), классифицируемая как сказка типа Аарне 709 (Мертвая царевна), на самом деле принадлежит к сказкам типа Аарне 410 (Спящая красавица, или Спящая царевна).
В этом-то все и дело. Ради сопоставления сказки «Волшебное зеркальце» (Аф. 210) двум другим сказкам, мы временно вывели из рассмотрения вопрос о возможности деления срединного мотива этой белорусской сказки на два самостоятельных мотива и тем самым представили дело так, будто протагонистом здесь является королевна. Между тем, это мужская сказка, как и сказка «Шиповничек» («Спящая красавица»), и протагонистом здесь является королевич, нашедший серебряный гроб. Как это доказать? Очень просто. Разве нельзя в сказке «Волшебное зеркальце» (Аф. 210) все происходящее в желтой метамотифеме представить так, чтобы она выглядела не как одна, желтая, а как последовательность двух, красной и желтой. Тогда в красной королевич решается, если точнее, вызывается, перенести найденный в лесу гроб к себе в покои, а в желтой преодолевает некую преграду неодобрения со стороны окружающих, приказав своим людям пронести «так, каб нихто не бачыв». Ср. в сказке «Шиповничек» (Гримм 50) в красной метамотифеме королевич, несмотря на печальную судьбу других смельчаков, нашедших гибель в зарослях терновника, вызывается пройти и увидеть спящую красавицу, а в желтой метамотифеме преодолевает колючую преграду, правда, не без помощи рока (истек столетний срок заклятья).
«Расшифровка» (сопоставление) остальных мотивов еще проще. В сказке «Волшебное зеркальце» Афанасьева над королевной повешен дамоклов меч в виде всевидящего зеркальца мачехи, и этот меч, в конце концов, падает. Виной тому любопытство («цякавосць») мачехи. В «Белоснежке» братьев Гримм карлики говорят Белоснежке, чтобы она береглась своей мачехи (мотифема отлучки). Их опасение сбывается так же, как в «Шиповничке» сбывается заклятье: смерть / непробудный сон от укола веретена. В немецкой сказке «Шиповничек» королевич целует спящую красавицу, и она просыпается. В белорусской сказке «Волшебное кольцо» королевич извлекает шпильку, и она оживает. Параллелизм по части «колющих предметов» – веретена и шпильки – тоже, видимо, не случаен. Все это, конечно, косвенные улики, но версия попадания сюжета в белорусскую традицию из западноевропейской представляется вполне вероятной.
Так что, разбирая три эти сказки, мы дополняем, уточняем и, отчасти, поправляем, свои выводы о сходстве сказки «Шиповничек» и «Белоснежка», сделанные несколько лет тому назад [17], – выводы, в которые, в свою очередь, была внесена правка относительно рукописи монографии «Как сложить сказку. Перечитывая «Морфологию сказки» В.Я.Проппа» [18]. В 2017 г., когда была написана эта работа, и в 2019 г., когда она появилась на сайте, в нашем распоряжении еще не было теории 9-ти персонажной схемы волшебной сказки [19], как не было в ходу положение, что, не трогая морфологию, сказке можно придать внешне иной морфологический облик средствами поэтики.
Теперь мы можем сосредоточиться на сюжете «Золушка», разобрав подробно первый ход индийской сказки «Содева Баи», ибо именно здесь фигурирует элемент «потерянная туфелька», который, согласно общепринятому мнению, рассматривается как характеризующий элемент сюжета «Золушка». Деление М.Кокс носит произвольный характер. При этом упускаются или слипаются некоторые детали. Ниже мы даем собственный синопсис первого хода сказки «Содева Баи» по правилам мотифемного деления. Напомним, что мы намеренно не членим тексты на абзацы, поскольку такое членение противопоказано (недоступно) устной традиции (в силу ее устности).
Содева Баи I
Раджа, рани (жена раджи) и их единственная дочь, прекраснейшая принцесса в мире. Ее лицо чистое как лунный свет и зовут ее Содева Баи (Приносящая счастье). По случаю ее рождения отец и мать посылают во все стороны за астрологами, и мудрейшие люди предсказывают, что она вырастет богаче и удачливее, чем любая знатная девушка. Когда она говорит, жемчуг и драгоценные камни падают с ее губ, а когда она идет, жемчуг и драгоценные камни рассыпаются по обе стороны ее пути, так что ее отец становится самым богатым раджой в этой стране, ибо она шагу не ступит, не обронив драгоценность ценой в целое приданое. А кроме того, Содева рождена с золотым ожерельем на шее. По словам астрологов, в этом ожерелье заключена душа девушки и, если его снимет кто-то другой и будет носить, девушка умрет. Поэтому мать запрещает дочери кому-нибудь позволять снимать с нее ожерелье. Когда принцессе исполняется четырнадцать лет, она еще не замужем. Отец и мать ей обещали, что она выйдет замуж только за того, кто ей понравится. Многие раджи и знатные люди сватаются к ней, но она всем отказывает. На один из дней рождения дочери раджа дарит ей пару туфель из золота и драгоценных камней. Каждая туфля стоит сто тысяч золотых могуров. Ни у кого на свете нет таких туфель. Содева Баи очень бережет туфли, но однажды во время прогулки со своими приближенными, когда они играли и собирали цветы на склоне горы, одна туфля соскользнула с ноги и покатилась вниз в джунгли, лежащие у подножия горы. Содева Баи посылает слуг искать туфлю, раджа объявляет по всему городу, что тот, кто найдет туфлю принцессы, получит большую награду. Но где бы ни искали, близко ли, далеко ли, высоко ли, низко ли, ее не находят. [Так, драгоценная туфля теряется в глубине джунглей. – ПБ] Случается, что много времени спустя один молодой принц, старший сын раджи с равнин, охотится в местных джунглях и подбирает маленькую золотую туфельку, которую потеряла Содева Баи. Он берет ее с собой и показывает матери со словами: «Какая волшебная ножка должно быть носила эту крошечную туфельку». «Ах, мой мальчик, – говорит она, – эта туфелька должна принадлежать прекрасной принцессе. Вот бы тебе ее найти и взять в жены. Если бы она была так же красива, как ее туфелька!» Они рассылают гонцов во все города царства, разыскивая владелицу найденной туфельки, но все тщетно. Наконец, много месяцев спустя путешественники приносят в столицу раджи известие о том, что в далекой стране, высоко в горах, живет прекрасная принцесса, потерявшая туфельку, отец которой объявил большую награду тому, кто вернет ее. По их описаниям это та самая туфелька, что нашел принц. Мать говорит принцу: «Сын мой, несомненно, что туфля, что ты нашел, составляет пару с той, что осталась у дочери горного раджи. Отнеси ее ему во дворец и, когда он предложит тебе награду, не бери золото и серебро, но проси себе в жены его дочь. Принц является перед раджой, предъявляет туфлю и, отказавшись от лошадей, золота и серебра, представляется раджой с равнин, просит руки его прекрасной дочери. Тот отвечает, что по данному им слову только она может это решить. Однако Содева Баи из окна видела принца у ворот дворца и, надо думать, он ей понравился. Когда она слышит, зачем он пришел, она говорит отцу, что согласна стать его женой. Они женятся с большой пышностью и помпой.
Переведем эту часть индийской сказки на язык мотифем и увидим следующее. Здесь есть женский персонаж, атрибут которого обладание золотой туфелькой, и есть мотив потерянной туфельки, затем найденной мужским персонажем, что и становится супругом обладательницы туфельки. Тем не менее, сюжета Аарне 510 (Золушка) здесь нет, поскольку срединный мотив не отвечает понятию ярмарки невест. Да и расположение мотивов с элементом «золотая туфелька», совсем другое. Содева Баи теряет золотую туфельку не «после бала» (6-ая мотифема – возвращение), а во время про-гулки, т.е. после отлучки (2-ая мотифема – нарушение). По форме и комбинаторике мотивов (запрет на замужество) сказка «Содева Баи» I принадлежит, скорее, к типу Аарне 410 (Спящая царевна), к которому следует отнести также русскую сказку «Гусли-самогуды», неверно классифицируемую как новеллистическую, типа Аарне 850 (Приметы царевны) [20]. В данном случае, золотая туфелька есть примета Спящей царевны, для которой позволение отца и матери выйти замуж только за того, кого она полюбит, оборачивается запретом, выражающимся в отказе всем сватающимся к ней женихам. При анализе этой сказки должен настораживать высший, не низший, статус Содева Баи. Это, конечно, не значит, что все пастушки и судомойки являются Золушками по сюжету (по «должности»). Как говорят французы: noblesse oblige. К тому же протагонистом здесь выступает не она, а он, сын раджи с равнин. Содева Баи – искомый персонаж, что при прочих равных условиях является признаком Спящей царевны.В собрании М.Кокс есть еще две восточные сказки. Первая сказка – аннамитская.
XXII. Сказка о девицах Тâм и Кáм (1-й ход) [21]
Живут муж и жена; дочь мужа зовут Кáм, дочь жены – Тâм (Cám – (рисовые) отруби, Tâm – дробленый рис). Обе одного роста и неизвестно, кто старше. Родители дают им по корзинке и посылают ловить рыбу. Кто наловит больше, та и старше. Кáм наловила больше, и Тâм придумывает хитрость. Она велит своей сестре сорвать водяную лилию (вариант: жасмин) на другом берегу реки; тем временем она складывает всю рыбу в свою корзину и уходит. Кáм возвращается и не находит ничего, кроме рыбки-бычка бонг му. Она плачет. Дух-хранитель, спускается с неба и спрашивает, что произошло. Она рассказывает, как ее обманула сестра. Дух ей наказывает ей беречь бонг му, выпустить в колодец и кормить, каждый раз обращаясь: «О, Му! О, Му! Вот белый рис и свежая рыба! … иди и поешь». Однажды, когда Кáм уходит пасти буйволов, Тâм, которая следила за ней, идет к колодцу и подзывает рыбку (ср. русскую сказку: «Козлятушки, детятушки! Отопритеся, отворитеся!» Кáм приходит с поля, плачет, не найдя рыбки, но петух за три зернышка риса показывает, куда Тâм бросила кости рыбки – позади дома. Она собирает косточки, плачет. Снова появляется добрый дух, велит купить четыре горшочка, положить туда косточки и захоронить по четырем углам своей кровати. Через три месяца и десять дней (сто дней? – ПБ) она находит в горшочках костюм, штаны и пару обуви. Одежду она надевает в поле, а туфли мокрые и она оставляет их сушить. Ворона подхватывает одну туфельку и уносит во дворец наследного принца. Принц объявляет, что возьмет в жены ту, что сможет надеть эту туфлю. Мачеха не раз-решает Кáм пойти во дворец, чтобы примерить туфельку. Сначала она идет туда вместе с дочерью, но безуспешно. Однако Кáм подает жалобу и добивается разрешения принять участие в испытании. Мачеха смешивает зерна фасоли и сезама (вариант: клейкий рис) и ставит условие: Кáм пойдет тогда, когда она их рассортирует. Дух-хранитель посылает ей на помощь стаю голубей. Но мачеха все равно не отпускает ее, утверждая, что голуби съели одно зернышко. Дух заставляет голубей вернуть съеденное зернышко, и мачеха, наконец, разрешает Кáм отправиться во дворец. Там она надевает туфельку, которая совершенно подходит к ее ноге, и сын короля берет ее в жены.
Вторая сказка, географически тоже вьетнамская и, представьте себе, тоже двухходовая – на манер русской сказки «Буренушка» (Аф. 101). Это сказка записана у чамов-язычников, соседями которых являются чамы-мусульмане и чамы-индуисты.
X. Каджонг и Халек (1-й ход) [22]
Мать и две дочери, Каджонг (приемная) и Халек (родная). Обе одного возраста. Мать не знает, как к ним относиться, не определив, кого считать старшей. Сначала она велит Халек называть Каджонг старшей. Халек отказывается. Затем она велит Каджонг называть Халек старшей. Каджонг не соглашается. Тогда мать дает им по корзине: кто больше принесет рыбы, та и старшая. Приемная дочь набирает много рыбы, но, пока она отдыхает на берегу, родная дочь крадет всю рыбу. Каджонг боится приемной матери, идет ловить рыбу, но ей удается поймать, кроме трех рыб tjaklêk, только одну рыбку tjarok. Халек приходит к матери первой с корзиной рыбы. Каджонг приходит второй. Трех tjaklêk она приносит домой, а tjarok выпускает в колодец, чтобы кормить как брата, поскольку они оба одиноки. Приемная мать, увидев, что Каджонг принесла меньше рыбы, велит ей называть Халек старшей сестрой. Та подчиняется, ничего не сказав о том, что Халек украла ее рыбу. Мать заставляет ее пасти коз, которых она водит на пастбище мимо колодца с ее рыбкой. Она подходит и обращается к ней, говорит, что жалеет ее и кормит как младшего брата. На обратном пути она делится с рыбкой рисом: «О, tjarok! Иди поешь риса, подбери рис, который я в тебя бросаю. Так каждый день она зовет рыбку, та всплывает, и она ее кормит. Халек замечает, что Каджонг куда-то носит рис, следует за ней и все узнает. Однажды, когда Каджонг находится с козами, Халек идет к колодцу, подзывает рыбку, хватает, несет в дом, разрезает на два куска, приготавливает и съедает tout entier. На следующий день Каджонг приходит к колодцу, не находит рыбку, которая заменяет ей, сироте, младшего брата, и оплакивает утрату днем и ночью. Той же ночью она видит во сне рыбку, которая уговаривает старшую сестру не плакать и рассказывает, что ее съела Халек, а ее косточки сложила в бамбуковую трубку и закопала рядом с глиняным кувшином для воды. Так что, если она его (младшего брата) любит, она должна взять его косточки, сложить в кокосовый орех и закопать на развилке дорог. Каджонг все делает, как ей сказано. На следующий день она ведет своих коз пастись и находит на том месте, где зарыла кокос с косточками, один золотой башмачок. Она прячет этот башмачок. Другой башмачок еще до этого уносит ворона и роняет во дворце короля, где король его находит. Через два-три дня король рассылает во все города письма: «Пусть все молодые девушки, большие и маленькие, придут во дворец, чтобы надеть башмачок, который принес ворон и который нашел король. Если какая-нибудь девушка сможет надеть этот башмачок, и он будет ей по ноге, не слишком широк и не слишком узок, а в самый раз, то король женится на ней». Во всех городах, во всех странах родители, имеющие дочерей, посылают их во дворец примерить башмачок, найденный королем. Девица Халек едет первой, но сиротке Каджонг приемная мать ехать не позволяет. Каджонг плачет, а приемная мать, увидев, что она плачет дает ей клубок запутанных ниток и велит распутать и только затем пойти во дворец, чтобы примерить туфельку, как и другие. Каджонг продолжает плакать. Владыка Неба видит, как она горько плачет, и посылает муравьев заползли в этот клубок нитей и размотать его. Каджонг берет нить и отдает приемной матери. Тогда приемная мать велит ей разобрать корзину зерен сезама (кунжута) и маиса. Девуш-ка плачет. Владыка Алвах (Алвах или Ав Лвах могут быть искажением слова «Аллах». Эта сказка принадлежит чамам-язычникам, но они утверждают, что их собратья-мусульмане также поклоняются Алваху. – прим. автора) видит это и приказывает птицам всех видов в лесу, термитам, муравьям, скорпионам, сороконожкам, желтым красным тараканам, тараканам прийти и помочь Каджонг разобрать семена. Они приходят, перебирают зерна, отделяют сезама от маиса. Теперь приемная мать Каджонга разрешает ей пойти во дворец короля, чтобы примерить туфлю, как и другие. Каджонг приготавливает несколько листьев бетеля, заворачивает их в платок, надевает лангути и идет. Сначала она идет туда, где лежит туфля, которую она подобрала и спрятала. Она берет золотую туфельку, кладет в свой платок, а затем идет во дворец. Придя, она не решается примерить туфельку вместе с остальными и прячется за дворцом. Что касается богатых девушек, у которых есть отцы, то они смело входят во дворец и пытаются надеть туфлю, найденную королем. Туфелька никому не подходит, и король спрашивает, все ли примеряли. Ему говорят, что за дворцом есть еще Каджонг. Король приказывает ее привести, туфелька оказывается точно по ноге. Король велит слугам искупать ее и привести во дворец, чтобы она стала его женой. Среди ночи король спрашивает Каджонг, есть ли у нее мать и отец, она отвечает, что они умерли. Король берет найденную им туфельку и спрашивает, есть ли у нее такая же. Она отвечает, что туфелька, подобранная ею, такая же, и показывает. Король сравнивает туфли и видит, что они одинаковы. Он говорит: «Воистину, тебе было суждено стать моей женой, о Каджонг». Все девушки возвращаются домой, ни у одной из них нет подходящей туфельки. Каджонг приходит последней, надевает туфельки. Теперь она становится женой короля.
Чамская сказка очертаниям похожа на сказку «Буренушка» (Аф. 101), где первый ход – замужество с помощью чудесного дерева. Здесь в той же роли чудесная рыбка. В русской сказке мачеха просто обращает ее в гусыню. В чамской сказке Халек заманивает сестру на кокосовую пальму, рубит дерево, и та падает в озеро, превращаясь в золотую черепаху.
Для большей точности переведем, как обычно, обе сказки на язык мотифем, представив их в виде таблиц-матриц, а затем сравним по строкам-мотифемам взаимное расположение мотивов. Прежде всего нас, конечно, должны интересовать те мотивы с атрибутами в виде туфелек, как золотых, так и не золотых, как потерянных, так и украденных, как по собственной вине, так и не по чужой вине и т.д. В конечном счете, от этого зависит как сложится сказочный пасьянс, что является отнюдь не образным сравнением. Подобные нюансы, собственно, и управляют сказкой, имея в виду управление мотивами подобно управлению словами. Каждая сказка дает повод для бесчисленных параллелей, касающихся как хитростей ее морфологии, так и подробностей истории ее сложения – от первого прецедента, теряющегося в глубине тысячелетий, до ее современно-го состояния, зафиксированного этнографами. Наиболее ценными являются записи, относящиеся к так называемой этнографической современности – между серединой XIX в. и серединой XX в.
Какие же будут наши «первые встречные» наблюдения, с точки зрения интересующего нас сюжета Аарне 510 (Золушка)? К нашей теме это не относится, но мотив борьбы между сестрами за старшинство и мотив присвоения одной сестрой плодов труда другой весьма популярны в восточнославянских сказках. Ср. в сказка «Кобиляча голова» (Аф. 99) дед да баба да две дочки: «одна дiдова, а другая бабина»: «Бабина дочка уперед перелiзла i говорить: «Дай менi, сестрице, твоï починки; я подержу, покiль ти перелiзеш». Та iй оддала; так вона, iх забравши, побiгла додому да и каже: «Дивись, ма-мо, скiльки я напряла, а сестра як легла з вечора, дак i не уставала до свiта!» По форме срединного мотива, представляющему собой классическое испытание (задание трудной работы), обе вьетнамские сказки должны проходить по ведомству сюжета Аарне 480 (Мачеха и падчерица) и никак иначе.
То, что в классическом сюжете «Золушка» помещается в пространстве мотифемы нарушения, а именно мотив задания невыполнимой работы, скажем, за короткое время выбрать блюдо чечевицы из золы, во вьетнамских сказках находится в пространстве мотифемы подвига и оказывается срединным мотивом. Возникает вопрос: как сказке типа Аарне 480 (Мачеха и падчерица) возможно сообщить мотивы с воровством и поиском туфелек? Сначала предположим, что существуют два сюжета, где фигурирует мотив потерянной туфельки. Собственно, потерянной, нечаянно или по чьему-то умыслу, и украденной, например, унесенной птицей. Во втором случае поиск и узнавание происходит не в результате примерки, а в результате выдачи местонахождения героини птицей и или сравнения двух туфель, двух «половинок» по принципу ксюмбаллона. Тогда две вьетнамские сказки могли возникнуть методом шаблона или наложения местной сказки типа Аарне 480 на сказку типа той, что лежит в основе истории о Родопис. В этой связи можно предположить, что срединным мотивом сказок этого типа служит захоронение чудесного животного и / выращивание из него дерева с чудесными плодами.
Тогда тип Аарне 511 (Чудесная корова) есть древний прототип сказок о Золушке. Вспомним то, что во вьетнамских сказках из косточек чудесной рыбки вырастают золотые туфельки, и то, что в сказке «Буренушка» (Аф. 101) Иван-царевич заставляет сестер подать на принесенном им блюде сладких ягодок. Это не примерка, но испытание на магическое соответствие по принципу «часть и целое». Дерево является частью героини так же, как туфелька – частью пары. Ср. в немецкой сказке «Одноглазка, Двуглазка и Трехглазка» (Гримм 130) дивное дерево переходит за Двуглазкой, следует за ней «тенью».
Ранее нам уже приходилось писать об известном дефиците сказок на сюжет «Золушка» в русской традиции. При этом мы шли на довольно сильные допущения в попытке отстоять самобытность русских сказок данного типа [23]. Теперь на вещи можно взглянуть несколько иначе, не цепляясь за образ злосчастной туфельки, прилипшей к смоле, а затем примеряемой к ноге. В исходной позиции исторически важно не столько то, как туфелька сидит на ноге героини, а то, насколько точно можно утверждать, что две туфельки составляют пару. По красоте и изяществу туфельки можно судить о прекрасной внешности ее владелицы. Сюда же можно отнести образ Кощеева яйца. А это совсем другой сюжет.
Смотрим внимательно на таблицу 10. Именно среди русских сказок мы находим Золушку без туфелек и прочего антуража, что является, пожалуй, наиболее близким к древнему оригиналу вариантом. Это всем хорошо известная сказка «Василиса Премудрая» (Аф. 104)
Морфологически это двухходовая сказка: (1) от начала до аутодафе мачехи с ее дочками и ухода Василисы в город и от прихода Василисы в город до конца – женитьбы на ней царя. Поэтически ее можно представить как одноходовую двумя способами. В одном случае мы принимаем за расширение исходной ситуации первый ход целиком, имея в виду историю о том, как Василиса стала «Золушкой», т.е. историю, завершающуюся сожжением мачехи и ее дочерей «в уголь» (до золы). Не случайно перед тем, как предстать пред очи царские, героиня, как и полагается Золушке умывается и одевается (см. 6-ю мотифему). В другом случае за срединный мотив принимается испытание в доме бабы-яги (чистка пшеницы и мака с помощью куколки, заменяющей голубков и прочих пернатых или «непернатых»), а второй ход – за содержание третьей метамотифемы. Первый случай, с точки зрения исторической реконструкции, выглядит более занимательно, выявляя контуры древнего сюжета о Золушке, который можно с одинаковым основанием объявить подтипом Аарне 511 (Чудесная корова) или самостоятельным безномерным типом, который в европейской традиции сохраняется только в виде элементов (ходов) других сказок.
Срединный мотив только что открытого нами типа сказок – не «чудесный танец», а «чудесная работа» (выращивание, шитье, разбор семян зерновых растений и их аналоги, возможно, обратные) с последующим воровством птицей, которая сбрасывает ее – извините! – первому попавшемуся царю. В сказке «Василиса Прекрасная» (Аф. 104) ворону крадущую туфельку с успехом заменяет старуха, которая, по сути, ворует сотканное приемышем полотно: не продает, как сказано, а несет царю и отдает даром. Здесь в качестве «половинок», «части и целого», топологическим эквивалентом пары туфелек выступает полотно и шитые из него сорочки (ткачество и шитье).
Классический пример из той же серии – первый ход сказки «Сестрица Аленушка, братец Иванушка» (Аф. 260). Царские дети Аленушка с Иванушкой теряют родителей и идут странствовать. Иванушка не слушается сестру, пьет из водоема, куда ходят на водопой козы, и становится козленочком (т.е. она становится сестрой козленка). Она обвязывает его шелковым поясом и ведет с собою. Козленок забегает в сад к царю. Царю докладывают, что в саду козленочек, держит его на поясе девица, «да такая красавица». Царь призывает Аленушку и, только взглянув, женится на ней. При чем же здесь поясок? Да при том, что по нему царь и находит Аленушку в каком-то далеком варианте, реминисценцией которого является этот поясок тем более, что речь идет о девичьем пояске [24]. На Русском Севере девушки гадали по поясу, на девичнике дарили пояс жениху как оберег. Невеста в знак согласия выйти замуж передавала жениху сотканный ею пояс [25].
Еще один пример. В индийской сказке из собрания И.П.Минаева «Прогнанный царевич» (Минаев 3) встречаются вроде бы уже знакомые нам мотивы и примерно в том порядке (cм: Индийские сказки и легенды, собранные в Камаоне в 1875 году И.П.Минаевым. М.: Наука, 1966). Царский сын вешает на сучок дерева подаренное ему бриллиантовое ожерелье, ворона хватает и уносит ожерелье. Ворона – это пери, на двенадцать лет превращенная в ворону царем Индрой за неумение плясать перед ним Ср. образ русской Василисы Премудрой, превращенной в лягушку отцом Кощеем Бессмертным: «Василиса Премудрая хитрей, мудреней своего отца уродилась; он за то осерчал на нее и велел ей три года квакушею быть» (Аф. 269). В русской сказке выпущенная стрела попадает к царевне-лягушке, которую она возвращает царевичу. Также пери-ворона хватает ожерелье, повешенное на сучок, которое она возвращает царевичу, повесив на тот же сук.
Далее. Царь прогоняет сына за потерю драгоценного ожерелья как неумение беречь добро. Изгнанный подъезжает к тому же дереву, приходит пери (превратившаяся ворона) и вешает ожерелье на тот же сук. Они отправляются в путешествие с другими спутниками. Пери идет к реке мыть голову. Вниз по реке купается царский сын. Он находит волосок пери, волосок оказывается длиною в сорок четыре локтя. Он идет к отцу: «Жени меня на той, у которой такие волосы». Царь посылает слугу, тот привозит пери, через двенадцать лет она навсегда возвращает себе облик пери. Итак, кража вороной драгоценного предмета, принадлежащего протагонисту и выбор невесты по найденному волосу с ее головы. Вполне узнаваемые мотивы для тех, кто помнит историю Родопис и другие подобные сюжеты.
Что касается взаиморасположения мотивов в сказке «Прогнанный царевич», то прежде всего следует отметить необычность ее строя для образца устной прозы. Необычность эта состоит в делении на несколько частей, которые можно уподобить главам; по замечанию самого Минаева, многие из сказок не местного, а литературного происхождения. Возможно, эта сказка не записана самим Минаевым, а получена им уже кем-то записанной. Так что, будучи частью подлинной устной традиции, эта сказка могла быть обработана под литературное произведение лицом, сделавшим эту запись. С другой стороны, как пишет Минаев, сказки и легенды рассказывались и записаны на камаонском наречии (пахари), где множество архаических слов и форм и почти нет арабских и персидских слов. Таким образом, сюжет и мотивы этой сказки, скорее всего, аутентичны древней традиции.
Если отвлечься от явно навязанного этой сказке деления на «главы», мы получим сложносочиненную сказку типа Аарне 402 (Царевна-лягушка) с нарушенной морфологией по принципу «два медведя в одной берлоге». В этой сказке умещаются, но не уживаются два протагониста, два царевича («царевич» и «принц»). Первый – тот, у кого она в облике вороны крадет драгоценное ожерелье, а второй – тот, который находит ее волос и хочет взять ее в жены. Пери (ворона, лягушка, кто угодно) как протагонист как бы отодвигается в сторону и… сказка разваливается. Происходит это за счет того, что кто-то попытался наложить сказку о Золушке-Родопис на сказку типа Аарне 402 (Царевна-лягушка). Остаток придаточного хода – добыча перстня лягушкой, которая, добыв перстень, «дает жизнь» царевичу). Чтобы сказка сохранилась в целости, ворона должна унести ожерелье (или во-лос) пери и отнести царевичу, который возьмет ее в жены.
Хотя бы в таком искореженном виде данный сюжет позволяет говорить о своей древности. Присвоим ему недостающий в указателе Аарне номер 509 (Родопис) и дадим ему следующе определение: героиня лишается «половины» предмета, подаренного ей чудесным животным; предмет находит царевич, который хочет сделать ее женой, но она должна выполнить невыполнимое задание персонажа, у которого она в зависимости; пройдя испытание, она добивается права предстать перед царевичем, или он находит ее по указанию ве-щей птицы, и она становится его женой.
Таким образом, существуют два самостоятельных сюжета, Аарне 510 (Золушка)со срединным мотивом ярмарки невест (чудесного танца) и сюжет Аарне 509 (Родопис) со срединным мотивом чудесной работы, невыполнимой без сверхъестественной помощи.
Какая-то связь нового номера Аарне 509 (Родопис) со старым номером Аарне 480 (Мачеха и падчерица) прослеживается, но что-то конкретное пока сказать трудно. Упомянем лишь некоторые из мотивов сказки «Фрау Холле» (Гримм 24): неродная дочь, которая должна делать всю работу и быть золушкой в доме, нечаянно роняет веретено в колодец и прыгает за ним; в доме Фрау Холле она выполняет кропотливую работу, застилая ей постель и взбивает перину так, чтобы во все стороны летели перья (снег); Фрау Холле ее отпускает, обсыпает ее золотом и возвращает веретено; вестником возвращения является петушок. (Родная дочь терпит фиаско и возвращается к матери облепленная смолой.)
Пытаясь построить по точкам некий «график» восточных сказок на интересующий нас сюжет, мы не можем обойти вниманием арабские сказки. Однако, обратившись к такой авторитетной серии изданий, как «Сказки и мифы народов Востока», и конкретно к сборнику «Арабские народные сказки» (1990), мы не найдем ни одной сказки под номером Аарне 510 (Зо-лушка). Странного здесь ничего нет, учитывая брачные обычаи в мире ислама. Что-то такое, вероятно, было, но теперь, если удастся найти следы сюжета Аарне 510, то лишь в перерожденном виде. А как насчет сюжета Аарне 509 (Родопис)?
В инвентаре сборника «Арабские народные сказки», изданного в 1990 г., такого сюжета, конечно, быть не может по определению. Но в этом сборнике есть сказка «Страус султана» (Лебедев 33), которую составитель, В.В.Лебедев, обозначил как сказку типа Аарне 512 с пометкой в скобках «оригинальный вариант» [26]. Данный сюжетный тип был выделен Аарне следующим образом: «Die weggejagte Schwester: die älteren Schwestern jagen die jüngste weg; auf den Rat eines alten Mannes begibt sie sich auf ein Schloss in Dienste; der Alte in der Kiste gibt gute Rathschläge; der Sohn des Schlossherrn verlobt sich mit dem Mädchen, will sich ihr Schloss ansehn; der Alte weiss ihr ein Schloss zu verschaffen (vgl. No. 545). Как можно видеть, указаний на соответствующие сказки нет, кроме пометки в скобках: «ср. No. 545 (Кот в сапогах. – ПБ)». Посмотрим, как сюжет (т.е. высказывательную функцию) Аарне 512 (Прогнанная сестра) можно преобразовать в конкретную арабскую сказку:
33. Страус султана [27]
Две неродные сестры – от одного отца, но разных матерей. Родители умирают, оставив маленький ломик. Младшей мать оставляют курицу. Девушка продает яйца и тем живет. Старшая приглашает младшую в баню. Младшая вспоминает про гребень. Старшая вызывается принести, а заодно подхватывает курицу и относит в дом гуля. Вернувшись, младшая ищет курочку, слышит кудахтанье – курица в доме гуля. Старшая предлагает связать головные платки. Она спускает младшую в дом гуля, а затем поднимает платки и оставляет ее в подземелье, в доме гуля. Младшая плачет и, обессилев от страха, засыпает. Во сне видит мать. Та говорит прибрать в доме гуля, а курицу зарезать и зажарить ему. Девушка делает так, как сказано. Возвращается гуль – грязное чудовище. Чует человечий дух, удивляется. Видит жареную курицу, съедает. Спрашивает, кто в доме. Девушка подходит, он ее целует в щеку и говорит, что с этого дня она – его дочь. Она остается в доме гуля, жарит ему барашков, моет, подает чистую одежду и становится он красивым. Девушка покупает себе одежду, украшения и становится еще красивее. Каждый день, когда гуль уходит, она надевает золоченый плащ и поливает цветы на крыше дома из золотого кувшина. Однажды она увидела на крыше страуса, принадлежавшего султану и его сыну. Он любуется ее красотой и говорит ей, что гуль откармливает ее, чтобы съесть. Она начинает худеть. Гуль это замечает. Спрашивает, в чем дело. Она рассказывает о том, что сказал страус. Гуль смеется и учит сказать страусу, что он откармливает ее для сына султана, который женится на ней, а страуса зарежет в ночь свадьбы и из перьев сделает для нее балдахин. Услышав эти слова, страус злится, выщипывает себе перья. И так каждый день. Сын султана обращает внимание на странный вид страуса. Слуги рассказывают, что страус каждый день встречается с дочерью гуля. Сын султана поднимается на крышу дворца и удивляется, что у гуля такая красивая дочь. Он приходит отцу и говорит, что хочет жениться на дочери гуля. Отец недоволен, что дочь гуля станет султаншей. Но сын повторяет свое желание. Он идет к гулю сватать дочь. Тот требует в качестве калыма наполнить это (?) яйцо кровью. Режут теленка – крови мало. Барана – мало. Буйвола – мало. Тут сын султана вспоминает про страуса. Он любит эту птицу, но режет страуса на глазах у девушки, и тотчас же яйцо наполняется кровью. Сын султана женится на девушке. «А я был у них на свадьбе и пил вино».
Так что бессмысленно картографировать мотивы. Мотивы равны или не равны друг другу не сами по себе, но только как элементы определенных сюжетов. Мотивы сказки «Страус султана» по своей внешней форме совершенно не похожи на мотивы «Сказки о девицах Тâм и Кáм», но морфологически и топологически это одни и те же мотивы. В обеих сказках наличествует противостояние двух сестер. Старшая подвергает гонениям младшую. Отсюда вероятно и название данного типа «прогнанная сестра», хотя, судя по второму ходу, правильнее говорить «отлученная» (поэтому этой сказке мы даем временный номер 509, а не 512). В одной сказке героиня ловит чудесную рыбку, в другой – получает в наследство от матери чудесную курицу-кормилицу. В одной сказке рыбку съедает старшая, а из ее костей героиня выращивает одежду и туфли, в другой – младшая, следуя вещему сну, сама зажаривает курицу и подает гулю, «выращивая» в нем любовь и расположение к себе. Так что гуль здесь заменяет заклятого царевича. В одной сказке ворона крадет туфельку, в другой страус оговаривает гуля, добиваясь этим того же, что и ворона в первой сказке: он привлекает внимание царевича к девушке, и царевич изъявляет желание жениться на ней. Функцию «мачехи», не пускающей героиню, выполняет отец, а примерку туфельки заменяет «примерка» яйца. Финал всегда одинаков: «принц» как честный искомый персонаж женится на героине.
Конечно, обнаруживается масса пересечений не только между двумя этими сказками. Особая прелесть сказок этого типа в том, что героиня из статуса гонимой (первый ход) переходит в статус отлученной (второй ход) [28], а сказка как целое – из сказки типа «Мачеха и падчерица» – в «Золушку». Последнее положение проще доказать графически, растянув первый ход «Буренушки»: из одноходовой сказки типа Аарне 480 в двухходовую сказку типа Аарне 509 (см. табл. 12). В левом столбце первому ходу придана форма одноходовой сказки, описываемой по принятым в литературе канонам как сказка типа Аарне 511 (Чудесная корова). В правом она имеет вид двухходовой сказки, где сказке типа Аарне 511 соответствует верхний ярус, причем это сказка, скорее, о чудесном дереве, выросшем из останков чудесной коровы (см. стр. 9-10). Нижний ярус – это уже сказка типа Аарне 509 (Родопис). Об этом можно судить по форме срединного мотива. Здесь мотив чудесной работы перевернут. Если в классических вариантах сказок этого типа работа по перебиранию смешанных зерен выполняется героиней с помощью птиц и т.п. существ, то в этой сказке чудесная работа состоит в том, чтобы помешать ее выполнить (набрать ягодок) соперницам, и помогают в этом героине тоже птицы готовые выклевать им глаза.
При растягивании сказки в одном столбце в сказку в другом столбце срединный мотив сказки слева становится срединным мотивом первого хода сказки справа, а трудная задача слева становится срединным мотивом второго хода сказки справа, хотя сама сказка, т.е. первый ход сказки «Буренушка», никак не меняется. При этом исторически сказка справа, как видно из сравнений со сказками о чудесной рыбке, как бы предшествует самой себе, т.е. той версии, что слева. Здесь возникает та же цепочка оппозиций (см. стр. 9): палеофольклор –› фольклор, восток –› запад, животное –› дерево.
Будем считать, что выводы, в частности, вывод о существовании типа Аарне 509 (Родопис), были сделаны по ходу изложения (выделение разрядкой). Самое удивительное есть то, что преобразования сказок методом мотифем в том особом значении, которое мы придаем термину «мотифема» [29], обладают свойством математической точности. Мало доказать теорему троичного (мотифемного) деления волшебной сказки. Главное – научиться решать задачи (сказки) методом, который является оборотной стороной этой теории.
13 марта 2025 г.
Скачать
