Мотив хрустального гроба
Мы продолжаем экспериментировать со сказочными мотивами по книжным иллюстрациям. Изображения ключевых мотивов сказок братьев Гримм «Шиповничек», «Живая вода» и «Белоснежка», которым в указателе Аарне присвоены достаточно далекие номера, 410, 551 и 709, имеют одинаковую иерархическую структуру в виде системы вложенных друг в друга элементов.
- Терновая ограда, замок, башня, каморка, спящая красавица.
- Железные ворота, львы у входа, зала, комната, стоящая (не спящая) красавица.
- Лес, гора, карлики, хрустальный гроб, мертвая красавица.
Если привести оба ряда к простейшей схеме, возникает следующее представление. С одной стороны, образ труднодоступного замкнутого пространства (полость, отверстие), с другой – женский образ. Ранее мы связывали образ Шиповничка с образом vagina dentata, поэтому можно было бы подумать, что мы ведем к истолкованию упомянутых образов в духе теории Фрейда, принимая vagina dentata за некий архетип. Однако vagina dentate есть конкретный образ, который в отношении к архетипу «труднодоступное замкнутое пространство» не имеет никаких приоритетов по сравнению с другими конкретными, в частности, волшебно-сказочными образами.
Сокращение числа мотивов до необходимого минимума, по крайней мере, в рамках одного хода. – важнейший элемент поэтики сказки. Не случайно утроение, т.е. деление одного мотива (2 + 1) именуется сказочной ретардацией: персонажи движутся, а действие стоит. На предельный динамизм сказки как ее характерную черту, указывал Пропп, говоря, что «особенность сказки состоит в чрезвычайной динамике действия». Как пишет Пропп: «Рассказчик или певец и слушатель интересуются только действием и больше ничем». Мы скажем несколько иначе. Носители сказочной культуры интересуются выяснением отношений между персонажами. Словами самого Проппа, это и есть «та обстановка, в которой живет и трудится крестьянин».
Мотивы сами по себе – это обобщенные ситуации, представляющие собой картинки для раскраски. В «раскрашивании» вместе со «стиранием» («подчисткой») и «пририсовыванием» («придумыванием») деталей рассказчик пользуется непререкаемой властью, разумеется, при условии умения соблюдать законы построения сказки.
Повторение пройденного поможет нам перейти к вопросу об относительном возрасте сказки «Шиповничек». Эта сказка моложе сказки «Schneewittchen» и происходит от нее. (Поменьше обращать внимание на хронологию записей.) Такое предположение можно сделать на том основании, что, согласно существующим каталогам, в русской традиции нет сказки, по набору мотивов обнаруживающей явное подобие «Шиповничку». Действительно ли в русской традиции отсутствует именно такая сказка?
Если сообразовывать наши действия с учением Проппа, это вопрос метода. Дело не в том, что искать, а как искать. Например, есть сказка «Волшебное зеркальце» (Аф.210), отмеченная образом спящей красавицы (мертвой царевны), лежащей в хрустальном (прозрачном) гробу.
В немецкой традиции ей соответствует сказка «Белоснежка» (Гримм 53). Сравним эти сказки уже знакомым нам по другим работам методом трех мотифем. Если вычесть третий ход сказки «Волшебное зеркальце», получится сказка-близняшка «Белоснежки». Делим сказки по ходам, кратко обозначив на Таблице 1 субмотифемы и выделив ключевые мотивы в пространстве трех центральных субмотифем.
Помимо прочего, обычный способ классификации сказок, по указателю Аарне, совершенно не работает. Л.Г.Бараг и Н.В.Новиков описывают сказку Аф.211 по формуле «883 А (Оклеветанная девушка) + 709 (Волшебное зеркальце)», не учитывая, что сказку Аф. 210, по своему раскладу тождественную сказке Гримм 53, следовало бы описывать по формуле «480 (Мачеха и падчерица) + 709 (Волшебное зеркальце)». С одной стороны, замена гонений со стороны мачехи на гонения со стороны родного дяди не имеет здесь никакого морфологического значения, с другой стороны, сказка о волшебном зеркальце как таковая начинается с мотива отравления героини, образуя второй ход.
Скачать
