Проблема «миф и обряд». Теория и реальность

 

Один из «профилирующих» вопросов в исследованиях по фольклору – это вопрос о «смыслах», вопрос истолкования мотивов и сюжетов. Если, как сказано, миф не значит того, что он как будто значит, то он значит больше, чем значит. Здесь можно действовать двумя способами.

  1. Так, как действовал Пропп в работе «Ритуальный смех в фольклоре (По поводу сказки о Несмеяне) (1939)», а затем в «исторических корнях волшебной сказки» (1946), т.е. на основе не слишком критического чтения работ, опирающихся на теорию архетипов, теорию пережитков и обрядовую теорию.
  2. Так, как он же рекомендовал действовать в книге «Морфология сказки» (1928): «Нельзя ожидать, что анализ любого текста будет произведен очень быстро и легко. Часто элемент, неясный в одном тексте, очень ясен в тексте параллельном или другом. Но нет параллели, и текст неясен».

Применение обрядовой теории к исследованию «истоков фольклорных мотивов и образов», особенно в том варианте, на который принято навешивать ярлык «ритуализма», равносильно утверждению о дискретном существовании во времени определенного мотива как элемента «обряда» и как элемента «мифа». Если рассуждать последовательно, теория примата обряда над мифом обязывает сделать вывод о существовании обряда до возникновения мифа.  Признав посылки, мы обязаны признать и заключение. Неверной является сама посылка, согласно которой обряд первичен по отношению к мифу, т.е. действие первично по отношению к слову.

Некоторые авторы, говоря о крайностях обрядовой теории, полагают, что исследования У.Станнера, якобы обнаружившего наличие «амифных ритуалов» (mythless rite) и «аритуальных мифов» (riteless myth) у народов Австралии, окончательно опровергли обрядовую теорию. Во-первых, выделение таких зеркальных сущностей не опровергает, а надежно защищает обрядовую теорию, обосновывая возможность существования ритуала без мифа. Во-вторых, две понятия, введенные Станнером, являются не отражением этнографических фактов, а, скорее, не вполне правильными умозаключениями. 

Идея единства мифа и обряда, в частности, ставшее научным мемом высказывание К.Клакхона о том, что проблема мифа и ритуала сродни проблеме курицы и яйца, представляет собой так называемое бесконечное суждение, которое, по Гегелю, ничего не говорит, в нашем случае, ни о мифе, ни о ритуале.

Как показывают этнографические, в частности, австралийские, данные, инициация есть передача юношам знаний о священных обрядах и состоит оно в объяснении им деталей декора и движений танцоров. Совокупность таких объяснений составляет собой то, что принято именовать мифом. Иначе говоря, миф читается по обряду, выступающего, фактически, в роли идеографического письма. И, наоборот, обряд объясняется мифом.

Если под мифом понимать сказание о тотемном предке («первопредке»), а под обрядом – соответствующий показ (пантомиму), то в этом случае отношение между мифом и обрядом принципиально ничем не отличается от отношения между мыслью и языком, который является средством выражения мысли. Тем более, что пение строф священной песни (краткого содержания мифа) неотделимо от обряда. Строфы песни — «текст», ритуальный декор — «иллюстрация».

тотемный предок эму Рис.1. Обрядовая живая скульптура тотемного предка эму 

(по фото Б.Спенсера и Ф.Дж.Гиллена)

Австралия, оперение птенца эму и копьеметалка

Рис.2. Атрибуты обрядового персонажа 

Шиньон изображает голову и шею взрослого животного, декор на теле – оперение птенца эму. Фотографии постановочные, сделанные в рамках одной съемки. Сначала снимок спереди, затем сзади. Ряженый участник обряда просто повернулся спиной. Однако наа снимке сзади в правой руке актера неизвестно откуда (из-за спины?) появляется копьеметалка.

cкачать