А.Л.Баркова; «Женщина очень горевала по умершей дочке – это бывает с мамами! Она горевала так сильно, что дочка к ней вернулась. А это, между прочим, русская сказка о Снегурочке».
Это сближение французской сказки о Красной шапочке с русской сказкой о Снегурочке делается уже на основе прямого указания Проппа, который предполагал существование разновидностей мотива чудесного рождения как возвращения умершего (см. выше).
Видимо, по мысли А.Л.Барковой, здесь вырисовывается единая сюжетная линия возвращения умершей в мир мертвых: Красную шапочку съедают, Снегурочка тает. Как она говорит: «То есть мертвую девочку отправили в мир мертвых».
По утверждению лектора такой трагичный конец и представляет исконный, народный вариант. Когда кто-то из аудитории, напоминает, что сказка Перро заканчивается благополучным извлечением персонажей, проглоченных волком, А.Л.Баркова находчиво заявляет, что это «вообще советское издание сказки» (?!!!). Тут выясняется, что она даже не помнит, есть ли это у Перро, что эту сказку она знает по фильму «Мужчина и женщина», где в самом начале героиня рассказывает эту сказку своей маленькой дочери:
«И вот маленькая девочка разделась и залезла в кровать к своей бабушке. А эта бабушка, ты знаешь, девочка немножко удивилась, потому что она была странная эта бабушка. И вот девочка говорит: О, бабушка, какие же у вас большие глаза! А бабушка говорит: это чтобы лучше видеть тебя, мое дитя. О, бабушка, какой у вас длинный нос! А это чтобы лучше тебя чувствовать, мое дитя. А девочка: О. бабушка, какие у вас большие зубы! А это чтобы съесть тебя, мое дитя. И она её съела, съела, съела!»
И этот постмодернистский (?) вариант всемирно известной сказки предлагается называть народным? Здесь девочку съедает именно «странная бабушка», волк вообще отсутствует как персонаж. Кстати говоря, этот рассказ есть, скорее всего, не что иное, как сильно купированная версия сказки Перро.
Что же касается народной традиции, и в записи Перро (XVII в.), и в записи из сборника «Французские народные сказки» (1959) сказка «Красная шапочка» заканчивается одинаково: дровосеки извлекают бабушку и внучку / только бабушку из брюха волка (вариант: девочка, спасаясь от волка, залезает на дерево). В обоих случаях мы имеем дело с полной волшебной сказкой, переделанной из первобытной, неполной. Такую же сюжетную линию мы обнаруживаем и в сказке о Снегурушке в записи Э.В.Померанцевой (1948 г.). Снегурушка, убитая завистливыми подружками, сидела живая в дудочке, вырезанной из прутика на могиле Снегурушки. А вариант, записанный Афанасьевым, по своей структуре (композиции) представляет собой скорее ослабленную форму мифа. Он-то и был взят за основу пьесы «Снегурочка» Александром Островским. Неслучайно этот вариант попал не сборник «Народные русские сказки» Афанасьева, а в его же «Поэтические воззрения славян на природу».
Итак, вследствие поверхностного, отрывочного знания этнографических реалий (зд. традиционной культуры), фольклорных текстов и некритического чтения самой работы Проппа А.Л.Баркова (особенно там, где она «идет строго по Проппу») фактически пародирует тоже не всегда бесспорные идеи, высказанные им по поводу происхождения волшебно-сказочных мотивов и сюжетов. Надо признать, что Пропп основывался на современных ему этнографических знаниях, причем в той литературе, на которую он опирался, за факты часто принимаются не всегда верные умозаключения. Но, все-таки, в целом Пропп имеет очень отдаленное отношение к тому, о чем так увлеченно рассказывает А.Л.Баркова. Несомненно, перлы встречаются иной раз и в научной литературе, но у неё их уж слишком много.
Формулировка Проппа о соотношении мотивов и сюжетов, данная в первой главе «Исторических коней волшебной сказки, является приоритетной по отношению к его же толкованиям сказочных образов. Кажется нельзя не согласиться с В.И.Ереминой: «В.Я.Пропп всегда специально оговаривал те случаи, когда из-за неполноты охвата материала не все детали проделанного им анализа оказывались достаточно проясненными»[1].
Согласно теории (системе) Проппа, при анализе сказок следует учитывать не собственно персонажей, а действия этих персонажей. В «Морфологии сказки» прямо сказано, что составной частью сказки является «поступок действующего лица, определенный с точки зрения его значимости для хода действия»[2]. В «Исторических корнях» он пишет о функциональном, или морфологическом родстве (эквивалентности) персонажей и – даже – персонажей и предметов, т.е. не о том, как они выглядят, а о том, как они действуют[3].
Анонс
В ходе полемики по поводу «дешифровки» образа Красной шапочки, в котором отдельные авторы усматривают мертвого ребенка, явившегося к матери с того света, и отправленного ею обратно к мертвой бабушке, мною была допушена такая фраза:
«Что же касается народной традиции, и в записи Перро (XVII в.), и в записи из сборника «Французские народные сказки» (1959) сказка «Красная шапочка» заканчивается одинаково: охотники или дровосеки извлекают бабушку и внучку из чрева волка. В обоих случаях мы имеем дело с полной волшебной сказкой, переделанной из первобытной, неполной».
Ошибочность этой конструкции носит скорее методологический, чем фактологический характер (не так важно, насколько мы промахнулись при пристрелке во время первого выстрела, но важно увидеть знак разрыва, чтобы доворот в сторону цели был возможен в принципе). Эта методологическая ошибка состоит в том, что, разбирая чужую неверную концепцию сказки «Красная шапочка», я, заинтересовавшись этим вопросом, на самом приступил к собственному исследованию, построив модель отношениий между сказкой Шарля Перро и неизвестной народной сказкой. Разумеется, намечаемое исследование должно было состоять в тестировании этой модели. Теперь, когда исследование состоялось и оригинал, которым пользовался Шарль Перро найден, и доказано, что этот оригинал не оригинален, т.е. имеет более позднее, средневековое происхождение по отношению к самой фольклорной традиции, можно сказать, что первоначальная модель была слишком грубой, а реальность изучаемой сказки является гораздо более занимательной. Главный же казус заключается в том, что не раз осмеянные пересказы со счастливым концом оказываются гораздо ближе к народной традиции, чем сказка Шарля Перро. Да и сама эта сказка, если читать ее внимательно не заканчивается на том, что волк взял и съел Красную шапочку (см. здесь).
[1] Еремина В.И. Книга В.Я.Проппа «Исторические корни волшебной сказки» и ее значение для современного исследования сказки // В.Я,Пропп. Исторические корни волшебной сказки. М., 19865, с.7.
[2] Пропп В.Я. Морфология сказки. М., 1969, с.25.
[3] Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. М., 1986, с.152, 191, 192.
скачать
